Траектория «неустойчивого развития»

Россия унаследовала ресурсоёмкую экономику с перекошенной в сторону тяжёлой индустрии структурой, определяющей высокий антропогенный пресс на природу. За годы масштабных социальных экспериментов на рубеже веков экологическая обстановка в целом не улучшилась.

В числе новых факторов, формирующих ныне территориальную организацию общества, в литературе упоминается экологический фактор — «как ограничитель традиционной и организатор новых форм хозяйственной деятельности» [6, с. 488]. Это положение, по всей видимости, не относится к отечественным реалиям. Для постсоветской России характерно снятие экологических барьеров, что создаёт условия для поддержания устаревших технологий, «способствует размещению опасных производств в не пригодных для них местах» [43, с. 595].

Экологический фактор у нас в отдельных случаях действительно «организует» хозяйство, но большей частью он используется в качестве инструмента конкурентной борьбы, а вовсе не в интересах охраны природы. То, что российские природоохранные требования выше, чем в других странах, хорошо почувствовали в ходе реализации проекта «Сахалин-2» корпорации «Royal Dutch/Shell», «Mitsui» и «Mitsubishi». Лишь после вхождения в этот проект «Газпрома» его экологические проблемы благополучно разрешились.

В Москве реализуется программа вывода промышленности за черту города с целью снижения нагрузки на природу. На практике же город покидают те промзоны, которые представляют коммерческий интерес, отнюдь не самые вредные. Заметного улучшения экологической обстановки это не принесёт.

Рынок, в особенности российский, лишь формирующийся, не работает в экологической сфере. Вот примеры такого рода.

Промышленный комплекс в г. Пикалёво в советской географии промышленности служил примером комплексного использования сырья и утилизации производственных отходов, когда «отходы одного производства выступали питательной пищей другому». Комплексная переработка нефелинов (по сути, отходов производства апатитового концентрата при переработке хибинских апатито-нефелиновых руд) позволяет получать здесь глинозём, а также соду, поташ и цемент, т. е. продукцию трёх промышленных отраслей — цветной металлургии, химической индустрии и промышленности стройматериалов. Производственное комбинирование обеспечивало народнохозяйственную эффективность и, способствуя экономии вещества природы, давало природоохранный эффект.

Расчленение единой производственной цепочки за счёт её распределения по разным собственникам привело к тому, что в 2008 г. «Пикалёвский глинозём» (принадлежит «Базэлцементу») закрылся на реконструкцию и объявил о желании перепрофилироваться с производства глинозёма, ставшего убыточным, на производство цемента. Это привело к остановке «Пикалёвского цемента» (принадлежит «Евроцемент груп»), которому перестало поступать сырьё — нефелиновый шлам. Сократилось также производство ЗАО «Метахим», которое получало карбонатный раствор — сырьё для производства соды и поташа. «Пикалёвский цемент», возможно, будет переориентирован с производственных отходов на природное сырьё. Но это, естественно, связано, помимо финансовых затрат, с разработкой новых месторождений известняков и глин, нарушением новых земель, другими нежелательными экологическими последствиями. Разрушение здесь производственных связей — следствие несовпадения народнохозяйственной (ранее) и узкокорпоративной (теперь) эффективности, локальный пример превращения единого народнохозяйственного комплекса в некий архипелаг мало связанных между собой субъектов экономики.

Специфический российский рынок порождает порой весьма причудливые формы, например, так называемый «зелёный рэкет», когда региональные власти создают особо охраняемые природные территории местного значения, которые сейчас или в будущем будут предметом торга за территорию (при строительстве зданий, прокладке дорог) с федеральным центром. В отдельных регионах созданы сотни таких охраняемых территорий [55]. Помимо экзотического «зелёного», экологическое звучание приобретает порой и традиционный рэкет, который испытало на себе, например, ОАО «Тольяттиазот», когда автоматчики рвались на производство, опаснейшее по всем параметрам — взрыво-, пожароопасное, оснащённое агрегатами с высоким давлением.

Сугубо рыночный механизм хозяйствования при ослабленном природоохранном контроле ведёт к ухудшению экологических характеристик производства. Так, территориальным генерирующим компаниям выгоднее производить электроэнергию на собственных, пусть и устаревших электростанциях, чем покупать её у оптовых генерирующих компаний. Поэтому самые старые электростанции загружаются работой больше, чем новые, экономически и экологически более совершенные.

За годы перестройки и реформ воздействия на природу (водопотребление, водоотведение, выбросы в атмосферу от стационарных источников) сократились несколько больше, чем объём выпускаемой продукции промышленного производства (рис. 2.7). При этом природоохранная деятельность заметно деградировала, исключение составляет рост площади охраняемых территорий. В то же время затраты на их содержание в сопоставимых ценах сократились в 2–3 раза. Иными словами, ландшафтов охраняется всё больше, но сохраняются они, по-видимому, хуже.

До 1999 г. в реформируемой России темпы снижения промышленного производства намного опережали темпы сокращения его давления на природную среду. Производство, в расчёте на единицу продукции, становилось грязнее. Мы ожидали, что с возобновлением промышленного роста нагрузка на природу будет расти ещё сильнее, поскольку природоохранная деятельность заметно деградирует [20]. Но произошла смена тенденции, и оживление производства сопровождалось уменьшением удельного загрязнения природы (рис. 2.8). Это частично можно объяснить тем, что с 1999 г. быстрее наращивали производство относительно малоотходные отрасли — пищевая промышленность и машиностроение. Однако эта причина, по всей видимости, не единственная. В числе других возможных причин разной природы отметим следующие: газификацию электроэнергетики; изменение состава природопользователей, охваченных статистическим наблюдением из-за ликвидации, реорганизации, слияний, поглощений, банкротств хозяйствующих субъектов; общее падение учётно-отчётной дисциплины; определённый выход из теневой экономики. В целом же расхождение индексов производства продукции и индексов воздействий на среду до конца не ясно и требует развёрнутого исследования. Но даже в лучшем случае наша индустрия по природоохранным параметрам через 20 лет практически вернулась к позднесоветскому уровню, который и тогда был заметно хуже лучших мировых образцов, т. е. наша экологическая отсталость усилилась.

Отличительной географической особенностью российского природно-ресурсного комплекса было и остаётся почти полное территориальное несовпадение мест размещения населения и ресурсов (исключение — почвенно-климатические ресурсы). На Сибирь и Дальний Восток, где проживает 20% населения, приходится 70% природно-ресурсного потенциала, без учёта сельскохозяйственных ресурсов. Это обстоятельство определяет главную проблему освоения минеральных сокровищ страны — дорогая их добыча в условиях «ледяных изотерм», отсутствия дорог, прочей инфраструктуры и трудовых ресурсов, а также дорогая транспортировка добываемого сырья к потребителям. И эти трудности с течением времени всё усугубляются.

Истощение крупных месторождений, ухудшение качественной структуры запасов актуализируют давнюю проблему добывающей индустрии — потери полезных компонентов при добыче. Между тем коэффициент извлечения нефти в России снижается и ныне составляет 0,35, т. е. 65% нефти остаётся в недрах, и стоимость её добычи многократно возрастает, либо она вообще безвозвратно теряется. В 1980-х гг. СССР занимал лидирующие позиции в области новых методов увеличения нефтеотдачи. В то время как США медленно, но неуклонно наращивали коэффициент извлечения нефти, в нашей стране он снижался.

В постсоветское время политика нефтяных компаний направлена на выборочное извлечение наиболее продуктивных запасов, что ведёт к значительной их потере. С другой стороны, в России практически прекратились исследования в области эффективных технологий нефтедобычи, свёрнуто и производство соответствующего оборудования.

Не ослабевает, а даже обостряется проблема комплексного использования минерального сырья и утилизации отходов. Например, сегодня в России на нефтяных промыслах сжигается, по разным оценкам, от 20 до 50 млрд м3 попутных нефтяных газов в год — ценного химического сырья. В результате выбросы твёрдых веществ в атмосферу на факельных установках сильно загрязняют атмосферу.

После существенного спада 1990-х гг. добыча невозобновимых минеральных ресурсов в России к 2010-м гг. практически достигла советского уровня (рис. 2.9), а по некоторым позициям и превысила его. Исключение составляет добыча нерудных строй­материалов, которая уменьшилась за 1990–2014 гг. почти в 2 раза. Причина этого — сильное сокращение промышленного, транспортного и жилищного строительства, ибо промышленность стройматериалов работает на внутренний рынок. В противоположность этому добыча топливно-энергетических ресурсов, руд чёрных и цветных металлов, химического сырья в значительной степени ориентирована на экспорт, что и определяет положение России в качестве сырьевой кладовой мира, его «бензоколонки» и «кочегарки».

Следует, однако, отметить, что из-за обвального падения российской добычи в 1990-е гг. Россия сократила свою долю в мировой добыче. Если в 1990 г. на нашу страну приходилось 17,1% мировой добычи нефти, то в 2012 г. — 12,8%, а по добыче газа снижение ещё больше — с 31 до 19,5%.

За период с 1991 г. в России существенно усилилась экспорт­ная ориентация добывающей индустрии (табл. 2.5, 2.6). Минеральное сырьё на мировом рынке стоит недорого. Эффективность внешней торговли возрастает по мере переработки добытых ресурсов, а Россия экспортирует их большей частью в исходном состоянии. Кроме того, экономически выгодно вывозить излишки — то, что не требуется национальному хозяй­ству. Однако экспортируемые из России, например, минеральные удобрения, отнюдь не лишние для неё. Их применение на 1 га российской пашни в сельскохозяйственных предприятиях резко сократилось, что предопределяет не только будущие низкие урожаи, но и деградацию почв.

Таблица 2.5

Добыча и экспорт нефти, газа, угля и железной руды в России

	1993	2000	2005	2011	2014	2015
Нефть, млн т
Добыча	354	324	470	512	526	534
Экспорт	80	145	253	244	223	245
Доля экспорта в добыче (%)	22,6	44,7	53,8	47,7	42,4	45,9
Газ природный, млрд м3
Добыча	618	584	641	671	643	634
Экспорт	96	194	207	187	174	186
Доля экспорта в добыче (%)	15,5	33,2	32,3	27,9	27,1	29,3
Уголь, млн т
Добыча	306	258	299	335	357	372
Экспорт	20	44	80	111	153	153
Доля экспорта в добыче (%)	6,5	17,1	26,8	33,1	42,9	41,1
Железная руда, млн т
Добыча	76	87	95	104	102	101
Экспорт	10	19	18	28	23	21
Доля экспорта в добыче (%)	13,2	21,8	18,9	26,9	22,5	21,0

Составлено по данным [46].

Таблица 2.6

Производство и экспорт минеральных удобрений в России, млн т

	1990	2002	2008	2011	2014	2015
Производство	16,0	13,6	16,3	18,8	19,7	20,2
Экспорт	4,9	12,2	14,1	17,5	19,2	19,9
Доля экспорта в добыче (%)	30,6	89,7	86,5	93,1	97,4	98,5

Составлено по данным [10], [46].

Россия — крупнейший в мире экспортёр природного газа, а уровень газификации, например, Сахалинской области (газодобывающего региона) составляет 9%, в сельской местности этот показатель намного ниже. Лидируя в мире по добыче нефти и газа, Россия сохраняет своё отставание в нефтегазохимических отраслях. На её долю приходится лишь 2% мирового производства пластмасс, внутренние потребности обеспечиваются импортом, в том числе из Китая, выступающего нетто-импортёром нефтегазового сырья. За рубеж вывозится подавляющее большинство (до 90%) производимых в стране алюминия, меди, никеля, цинка при сильном падении внутреннего потребления продукции цветной металлургии, которая облагораживает экономику, делает её структуру более прогрессивной. СССР потреблял свыше 10% мирового алюминия, современная Россия — в 10 раз меньше, по­требление меди снизилось в 8 раз, никеля — в 12 раз [16]. В СССР производилось 8 тыс. т в год редкоземельных элементов, в современной России — 2–3 тыс. т [50]. Между тем редкоземельные металлы используются в солнечной энергетике, оптоэлектронике, лазерной промышленности, производстве ЭВМ, т. е. в отраслях — катализаторах научно-технического прогресса, в том числе в экологической сфере.

Далеко не все экспортные потоки из России находят отражение в официальной статистике. Крупных масштабов достигает незаконный рыбный промысел и нелегальный вывоз из России рыбы, морепродуктов, леса, лечебных трав и другого фармакологического сырья, ценных видов фауны, в том числе охраняемых.

В процессе вывоза природных ресурсов из страны, по сути, экспортируется и ассимиляционный потенциал природных ландшафтов — их способность противостоять хозяйственным воздействиям. Низкий уровень платежей отечественных экспортёров за энергию, землю, минеральное сырьё, загрязнение окружающей среды означает присвоение и беспошлинный вывоз экологического ресурса страны.

В то же время наша страна импортирует продукцию «верхних этажей» технологических цепочек, производство которой менее вредно для человека и природной среды.

На фоне усиливающейся эксплуатации российских недр отрасли хозяйства, базирующиеся на возобновимых ресурсах, за постсоветский период сократили производство (рис. 2.10). Здесь уместно вспомнить популярную ныне концепцию «устойчивого развития». Устойчивое развитие требует жить на «проценты» от природного капитала, не затрагивая само «тело» этого капитала, что подразумевает постепенную замену невозобновимых природных ресурсов возобновимыми. Понятно, что эта задача не решается в одночасье, однако, как видим, в России пока такой замены не наблюдается.

В России сосредоточено 45% мировых ресурсов торфа, ежегодно они увеличиваются на 260–280 млн т, а добывается лишь 1% прироста. Вовлечение в эксплуатацию торфяных ресурсов актуально, учитывая, в частности, уровень неосвоенности российской территории, 70% которой не охвачено централизованным электроснабжением. Поэтому в нашей стране очень перспективно создание автономных источников энергии на местных топливных энергоресурсах. При всей важности развития ветровой, солнечной, приливной, геотермальной энергетики, малых ГЭС возобновляемая энергетика России должна строиться прежде всего на практически неисчерпаемых запасах биомассы, в частности торфяной.

Крупнейшая лесная держава за годы перестройки и реформ в 2 раза сократила лесозаготовки. Правда, за этот период в больших объёмах стала заготавливаться нелегальная древесина. Её объёмы, по разным оценкам, составляют от 15 до 100% сверх легальной заготовки. Но даже с учётом браконьерского рынка древесины расчётная лесосека, т. е. экологически обоснованная доля лесов, которая может быть вырублена, сильно недоиспользуется.

За годы перестройки и реформ не разрешилась, а даже усугубилась основная проблема лесного комплекса страны — экспорт преимущественно круглого леса и отсутствие глубокой переработки древесины, большая часть которой остаётся в лесу. Экспортно-сырьевая ориентация лесной промышленности страны стимулирует бесхозяйственные способы рубок — выборку из древостоев лучших деревьев. В постсоветские годы отрицательная селекция, ведущая к ухудшению качества и санитарного состояния лесов, снижению биоразнообразия, усилилась, так как масштабные нелегальные рубки ведутся без лесоводственных правил [57].