Тенденции территориальной организации природопользования

В ходе реформирования страны произошло определённое межрайонное перераспределение промышленности и сельского хозяйст­ва — главных производственных отраслей, трансформирующих природную среду, а также населения, определяющего уровень демографического давления на среду. За постсоветские годы промышленная нагрузка на природу заметно снизилась на Дальнем Востоке и в Волго-Вятском экономическом районе, а также на Урале и в Центре. На этом фоне растёт относительное промышленное значение Севера и Северо-Запада. Как это ни парадоксально, увеличивается сельскохозяйственная значимость Урала и Западной Сибири, хотя аграрная сфера лучше сохранилась в Центральном Черноземье и Поволжье.

В то же время население, а значит, и демографическое давление на среду смещаются в Центр (исключительно в Московский столичный регион) и на Северный Кавказ. Грубо говоря, если исключить столицу, внезональную во всех отношениях, и тюменские нефтегазоносные автономные округа, можно сказать, что население сдвигается в зону с оптимальным соотношением тепла и влаги и максимальной биологической продуктивностью ландшафтов. Это движение внешне выглядит как тяготение населения к экологически благоприятным местам, однако определяется оно экономическими и природно-ресурсными, а не природно-экологическими факторами. Парадоксальным районом выглядит Северный Кавказ. Производство здесь относительно сокращается, а население сильно растёт. Возможно, расхождение экономической и демографической динамики — это индикатор высокой доли здесь теневого хозяйственного сектора. Водопотребление, во всяком случае на Северном Кавказе, в 1990-е гг. увеличивалось. Если за 1991–2002 гг. водозабор из бассейна Волги сократился на 22%, из бассейна Урала — на 30%, то из Терека он возрос на 8%, а из бассейна Кубани — даже на 82%.

Наиболее сильное сокращение нагрузок на природу по всем блокам — промышленность, сельское хозяйство и население — отмечается в наименее освоенном Дальневосточном районе.

В постсоветский период наблюдается экологическая деградация промышленной структуры страны. Вследствие разных темпов падения в разных отраслях в промышленной структуре страны заметно увеличилась доля природоёмких экологически агрессивных отраслей: электроэнергетики, чёрной и цветной металлургии, топливной, химической и нефтехимической промышленности — и уменьшилась доля экологически более приемлемых производств: лёгкой промышленности и машиностроения. За 1990–2004 гг. удельный вес экологически агрессивных отраслей увеличился с 30,2 до 48,3%.

Процесс утяжеления промышленных структур регионов, увеличения в них доли агрессивных отраслей затронул все регионы, кроме Самарской и Ленинградской областей. Выявилась определённая корреляционная зависимость: чем выше в регионе доля агрессивных отраслей, тем значительнее она увеличилась за постсоветское время. Заметна и другая ожидаемая закономерность — с ростом доли в регионе агрессивных отраслей увеличивается и величина выбросов в атмосферу.

Кроме отраслевых структур регионов, большой интерес представляет распределение продукции промышленных отраслей по экономическим районам и её изменение. Сохраняется высокая концентрация отдельных отраслей в узком круге экономических районов. Почти 60% продукции топливной промышленности концентрируется в Западной Сибири; 45% продукции лёгкой промышленности — в Центральном районе. Доля первой тройки районов составляет более 50% в продукции всех отраслей промышленности.

За постсоветские годы Западная Сибирь значительно усилила свои позиции в топливном комплексе страны, а Восточная Сибирь, Центральная Россия и Северный Кавказ, наоборот, ослабили. В то же время очень существенно выросла доля Восточной Сибири в цветной металлургии страны. Эта экологически опасная отрасль одновременно сильно сократилась в Центре. Правда, здесь были представлены верхние этажи производства цветных металлов, относительно менее вредные для человека и природной среды, а в Восточной Сибири концентрируются глинозёмное производство и выплавка алюминия, экологически агрессивные и энергоёмкие. Инвестиционно-строительный бум в Центральном районе (сильный рост относительно других регионов, а не по сравнению с советским периодом) вызвал значительный переток сюда промышленности строительных материалов, которая сильно сократилась на востоке страны. В пищевой промышленности России сдают позиции Северный Кавказ и Дальний Восток, а усиливают — столичные регионы. Доли Северного и Северо-Западного экономических районов в лесной, деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности России сильно увеличились, при этом упала доля Восточной Сибири и Дальнего Востока. Поскольку основные лесные ресурсы сосредоточены на востоке страны, лесная индустрия удалилась от своей сырьевой базы. Наблюдается также сдвиг лесозаготовок в административные районы, прилегающие к государственным границам, что способствует экспорту. В Поволжье растёт доля отраслей его традиционной специализации — машиностроения и химической индустрии, а Центральное Черноземье характеризуется увеличением доли в российской чёрной металлургии. Отмеченные относительные сдвиги обусловлены главным образом неравномерным сокращением производства по экономическим районам страны, а не новым промышленным строительством.

Структура и динамика извлечения вещества из земных недр. Сильная ориентация российской экономики на эксплуатацию невозобновимых природных ресурсов диктует важность оценки извлечения из земных недр вещества природы — минеральных ресурсов вместе с попутно извлекаемыми вскрышными, вмещающими породами, попутным газом и т. п. Расчёты не учитывали добычу цветных металлов, данные по которым не публикуются. За годы перестройки и реформ добыча ресурсов из земных недр сократилась в России на 40%, главным образом за счёт сокращения производства нерудных строительных материалов. В наших расчётах, помимо щебня, гравия и песка, учитывалось также сырьё для производства кирпича и цемента. Интересно, что по весу извлекаемых веществ преимущественно газодобывающий Ямало-Ненецкий АО сильно опережает преимущественно нефтедобывающий Ханты-Мансийский АО. Существенный рост извлечения вещества природы по сравнению с позднесоветским временем показали лишь Ненецкий АО, Астраханская область (в связи с разработкой нефти и газа) и Эвенкийский район Красноярского края (вследствие начала добычи нефти и угля на фоне низкой, практически нулевой базы).

Максимальное относительное падение добычи, а следовательно, и сокращение её давления на природу наиболее заметны на европейской территории страны, в особенности в Нечерноземье. Оно связано в основном с уменьшением разработки повсеместных полезных ископаемых — строительных материалов. Но по абсолютным величинам наибольшее сокращение добычи наблюдается в районах массового закрытия угольных шахт — в Ростовской, Свердловской, Московской, Тульской областях, Республике Коми и др.

Сопоставление доли региона в промышленном производстве страны и его доли в добыче сырья с соответствующими региональными индексами, т. е. изменениями промышленного производства и добычи в регионе в постсоветское время, показывает роль недропользования в развитии региональной экономики. Например, в Белгородской области прирост производства обеспечил не только рост добычи сырья — индекс промышленности здесь намного превышает индекс добычи. В Ханты-Мансийском АО промышленность в физических объёмах изменилась практически пропорционально объёму добычи, между тем доля этого округа в промышленности страны выросла многократно. Отсюда видно, что экономические успехи этого округа объясняются ростом мировых цен на извлечённые ресурсы недр, а не трудовыми усилиями его населения. В Республике Татарстан добыча сырья уменьшилась в 2,5 раза при сохранении советского промышленного уровня. Относительное экономическое благополучие этой республики базируется отнюдь не на добывающей индустрии.

Происходит концентрация добывающей промышленности, а значит, и связанных с ней крупных изменений природных компонентов и комплексов в ограниченном числе регионов. Если на первые пять регионов в 1990 г. приходилось треть российской добычи, то в 2010-х гг. — уже почти половина. Этот процесс концентрации добывающей индустрии, обусловленный экономическими соображениями, с экологической точки зрения оценивается негативно.

Изменения в нагрузке на природу — это следствие изменений в размещении промышленного производства. Рассмотрим, как оно изменилось в ходе реформирования страны. Из данных рисунка 3.1 видно, что к 2014 г. лишь половина регионов превысили дореформенный уровень объёма промышленного производ­ства, а остальные ещё не достигли его. Интересно, что в числе регионов, всё ещё не достигших советского уровня по объёму промышленного производства, главные «валютные цеха» страны — Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий АО. Их промышленные индексы за 1990–2014 гг. составляют соответственно 90,0% и 88,3%. Между тем доля этих регионов в промышленности страны за указанный период сильно выросла — с 1,7 до 6,7% в ХМАО и с 1,0 до 3,0% в ЯНАО. Относительное благополучие этих округов определяется ценовым фактором. Но это не экологическое благополучие. ХМАО лидирует в стране по величине нарушенных земель и, наряду с Красноярским краем, по величине выбросов в атмо­сферу. По величине нарушенных земель в тройке «антилидеров» находится и ЯНАО. Таким образом, ведущими потребителями специфического ресурса «качество природной среды» выступают регионы — основные поставщики экспортной выручки в россий­ский бюджет, «валютные цеха» страны.

Но российские регионы сильно неравнозначны в индустриальном отношении. Промышленность в Свердловской области, например, не сопоставима с промышленностью Республики Калмыкия. Для самой Калмыкии и её ландшафтов, конечно, чрезвычайно важно, что промышленная нагрузка на природу сократилась на 80%, но в масштабе страны это 0,01%. Поэтому надо оценить и наиболее важные промышленные потери по абсолютной величине, т. е. от значения в целом по стране. Основной вклад в деиндустриализацию России внесли Свердловская и Челябин­ская области. Значимый промышленный рост наблюдается в столичных областях, которые развиваются в противофазе с обеими столицами. Основные подвижки — наибольшие приращения и, наоборот, потери промышленного потенциала — происходят в европейской части страны и на Урале. В грубом приближении рисунок 3.1 можно трактовать как иллюстрацию региональной динамики промышленных воздействий на природу в постсовет­ский период.

В 2000-е гг. усиливается очаговое вовлечение в хозяйственный оборот экспортных природных ресурсов в районах нового освоения, главным образом на севере и востоке России. Среди крупных проектов по освоению недр в постсоветской России отметим: добычу нефти и газа на Ванкорском нефтегазовом, Юрубчено-Тохомском нефтегазоконденсатном (Красноярский край), Талакан­ском нефтяном (Якутия) месторождениях, на шельфах Охотского, Балтийского, Баренцева морей и Каспия, продвижение газодобычи в Ямало-Ненецком АО на север, начало освоения бокситов Тимана и др. Там же создаются опасные предприятия обрабатывающей индустрии: промышленный комплекс в Нижнем Приангарье, Уренгойские ГРЭС и нефтехимический комбинат, строящийся Тайшетский алюминиевый завод и др. Эти объекты, представляющие новые экологические угрозы, выглядят как локальные очаги освоения.

Анализ постсоветского промышленного освоения территории России (рис. 3.2) показал, что новые нагрузки на природу растут прежде всего там, где они и ранее были велики. Более 20% новых промышленных объектов построено в столичных регионах, занимающих 0,8% территории страны. В структуре объектов нового строительства преобладают отрасли тяжёлой индустрии: добывающая промышленность, энергетика, чёрная и цветная металлургия, химическая индустрия, при малой доле машиностроения, пищевой, лёгкой и лесной промышленности, что свидетельствует о продолжающейся экологической деградации промышленной структуры страны.

Заметного сдвига хозяйства на север и восток страны не происходит. Об этом говорит распределение промышленных инвестиций по районам страны, которые являются, по сути, будущими антропогенными нагрузками (табл. 3.1). Налицо концентрация природопользования на относительно хорошо, по российским, конечно, меркам, освоенных территориях. За Уралом по уровню концентрации инвестиций заметно выделяются тюменские автономные округа. Коэффициент корреляции между долями регионов в инвестициях и их долями в промышленной продукции страны составляет +0,71. Существенный сдвиг производительных сил на восток пока опять откладывается.

Таблица 3.1

Двадцать регионов, лидирующих по промышленным инвестициям в основной капитал за 1996–2011 гг., % от РФ

Регионы	Средняя доля за 1996–2011 гг.	Регионы	Средняя доля за 1996–2011 гг.
Ханты-Мансийский АО	13,09	Челябинская область	2,43
Ямало-Ненецкий АО	9,80	Самарская область	2,42
г. Москва	3,60	г. Санкт-Петербург	2,35
Московская область	3,49	Пермский край	2,34
Республика Татарстан	3,37	Ленинградская область	2,12
Красноярский край	3,13	Республика Саха (Якутия)	1,74
Свердловская область	3,04	Нижегородская область	1,68
Кемеровская область	2,75	Оренбургская область	1,64
Сахалинская область	2,60	Краснодарский край	1,63
Республика Башкортостан	2,53	Республика Коми	1,55

Рассчитано по данным [45].

Зато хорошо заметна инвестиционная активность в столичных областях. Конечно, это большей частью пищевая промышленность, машиностроение, но также и энергетика, промышленность строительных материалов, химическая индустрия. Эти объекты формируют новое давление на природу, и опять в Центре.

Отличительная черта современного периода — преимущественное сжатие российского ресурсного пространства, концентрация природопользования в центральных местах и хозяйственное запустение периферии. Эти тенденции проявляются на разных территориальных уровнях и в разных отраслях природопользования — в добывающей, лесной, рыбной промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте, в строительстве.

Если в 1990 г. на два столичных региона (Москва, Московская область, Санкт-Петербург и Ленинградская область) приходилось 10% жилищного строительства России, в 2004 г. — почти треть, а в 2014 г. — почти четверть. В пределах Московской области — современного лидера по строительству — более половины строящегося жилья сосредоточено в 10-километровой зоне вокруг Московской кольцевой автомобильной дороги (МКАД). Такого рода концентрацию населения экологически можно трактовать как «мёртвому — мёртво».

Важнейшая причина и одновременно индикатор опустошения северных и восточных районов страны — сокращение в них численности населения. За постсоветский период оно составило, к примеру, в Мурманской области 34%, в Магаданской области — 60%, в Чукотском АО — почти 70%.

В основных районах лесодобычи темпы снижения заготовок древесины выше, чем в прочих районах страны (рис. 3.3). Дальние лесосеки забрасываются, лесозаготовки концентрируются вблизи транспортных магистралей. Соответственно благоприятные экологические последствия сокращения лесозаготовок сказались в основном в удалённых лесах, которые и без того были мало нарушенными. В лесодефицитных районах, где леса сильно нарушены, наблюдается рост рубок. В горных районах, особенно на Северном Кавказе, идёт интенсивная вырубка средне- и низкогорных лесов и кустарников на дрова, вследствие этого увеличились площади селевых очагов. Столь же выборочно осваиваются недревесные ресурсы леса.

В ходе реформ морского рыболовства Россия потеряла до 50% районов промыслов в Мировом океане. При общем сокращении уловов в исключительной экономической зоне они увеличиваются.

Современные перевозки грузов по Северному морскому пути составляют лишь 1/4 от уровня середины 1980-х гг. [41], а поставки пиломатериалов из Игарки в Западную Европу — лишь 7% от объёма 1987 г.

В глубоком упадке находятся отечественная речная навигация и местная авиация. С 1990 г. количество аэропортов в стране сократилось с 1400 до 300. В настоящее время Москва занимает около 3/4 рынка авиаперевозок (в СССР — не более 1/4).

Очаговое освоение минеральных ресурсов становится всё более деконцентрированным. Сейчас уже нет таких новых гигантских месторождений, как Самотлорское, Уренгойское, Медвежье. Если в начале 1970-х гг. средняя величина запасов открываемых месторождений нефти в Западной Сибири составляла 77 млн т (в РСФСР — 30 млн т), то ныне — 1 млн т. Налицо признаки поздней стадии жизненного цикла в главном «валютном цехе» страны — Западносибирской нефтегазоносной провинции. На единицу добываемых ресурсов приходится всё больше внутри- и межпромысловых трубопроводов, а именно они являются наиболее экологически опасными звеньями нефтяной индустрии, на них разливается не менее 1% добываемой нефти.

За 1990–2014 гг. существенно сократился объём транспортной работы: грузооборот железнодорожного транспорта упал на 9%, а его пассажирооборот — на 57%, грузооборот автомобильного транспорта сократился на 18%. Это снизило вредное воздействие транспорта на придорожные ландшафты на межселенных территориях. На этом фоне наблюдается трубопроводно-портовый бум, вызывающий перемещение транспортных экологических угроз к морским акваториям и их приближение к российским границам — мощности российских морских портов выросли в 5 раз. Здесь можно выделить: газопроводы «Голубой поток», «Северный поток», Ямал — Европа, Бованенково — Ухта, Ухта — Торжок; проекты газопроводов «Северный поток-2», «Турецкий поток», строящийся газопровод «Сила Сибири»; Сахалинские трубопроводы; нефтепроводы Восточная Сибирь — Тихий океан, Южное Хыльчую — Варандей, Харьяга — Индига (проектируемый); Балтийскую трубопроводную систему (Кириши — Приморск); Приморский нефтеперевалочный порт; нефтяные терминалы Витино (Мурманская область), пос. Приводино (Архангельская область), бухта Варандей и др. Экспортно-сырьевая модель российского хозяйства закрепляется в новых инвестициях.

«Вся история России связана с освоением огромной суши… Это её функция, или, если хотите, миссия» [54, с. 38]. Поэтому освоение новых минеральных богатств отвечает основной магистрали развития страны, но с важной оговоркой. Ключевой инновацией современного мира стал экологический императив. Уникальное разнообразие российских ландшафтов должно быть бережно освоено при тщательном учёте пространственно-временных особенностей их устойчивости к техногенезу. Освоение — это отнюдь не экспансия горнодобывающих производств, оставляющих после себя техногенную пустыню. Экологичное освоение предполагает обустройство территории, организацию на ней туристических и рекреационных зон, охраняемых территорий разного уровня охраны, органического сельского хозяйства, прогрессивных средств транспорта и связи, традиционных промыслов малых народов и т. п.

Пока, к сожалению, принципы устойчивого развития не вошли в практику отечественного природопользования. На первый взгляд, новые добывающие предприятия должны отличаться высокой степенью экологичности. Однако это далеко не всегда так. К примеру, новые районы добычи нефти в ХМАО не охвачены сетью предприятий по утилизации попутного нефтяного газа. На вновь вводимых нефтепромыслах степень использования газа приближается к нулю. Только на старых, хорошо обустроенных промыслах она может составлять 60–90%.

На наш взгляд, российские нефтегазовые месторождения арктического шельфа следует рассматривать как ресурс будущих поколений. Их фронтальная разработка в ближайшие 10–20 лет нецелесообразна в силу ряда причин, в том числе связанных с изменениями климата. Его изменения проявляются, в частности, в учащении экстремальных опасных явлений, чреватых авариями с экологическими последствиями. Так, в последние годы наряду с уменьшением ледовитости арктических морей наблюдалось возрастание частоты штормовых ветров, высоких волн, низких температур, гололёдных отложений, сильных туманов, разовых осадков и других опасных явлений. Суровые, но стабильные природные условия требуют больших затрат, зато не сопряжены с мало предсказуемыми последствиями. Вместе с тем в геополитических целях требуется «эффективное присутствие» на территории — инфраструктурное обустройство навигации в арктических районах, интенсификация информационного этапа их освоения (геологоразведки, мониторинга и т. п.). А колоссальные капиталовложения, требуемые для новых шельфовых проектов, целесообразно направить на повышение коэффициента извлечения неф­тегазовых ресурсов на уже разрабатываемых месторождениях, увеличение глубины переработки нефти, на утилизацию попутных газов и т. п.

Вопросы территориальной организации использования природных ресурсов, важные для любой страны, для России имеют особое значение, учитывая фактор пространства. Однако в ходе перестройки и реформ была разрушена в целом неплохая советская система территориального проектирования, охватывавшая всю пространственную вертикаль — от комплексных программ НТП, схем развития и размещения производительных сил, расселения населения страны до схем и проектов районной планировки, генеральных планов городов и других населённых пунктов. Эти документы содержали и природоохранные разделы. А в конце 1970-х гг. стали разрабатываться и специальные территориальные комплексные схемы охраны природы. Отсутствие в 1990-е гг. социально-экономического развития обусловило потерю интереса и к проектированию, в том числе территориальному. С введением нового Градостроительного кодекса Правительство России пытается реанимировать территориальное проектирование. Серьёзные проблемы в этой сфере связаны с определённой утратой за «бесплановые» годы соответствующих институтов, квалифицированных специалистов, научно-проектной культуры в целом.

Новый географический феномен в постсоветской России — это аграризация региональных структур. Речь идёт о соотношении региональных индексов сельского хозяйства и промышленности — главных сфер материального производства, трансформирующих природную среду. В постсоветский период индексы сельского хозяйства превысили промышленные индексы почти в половине регионов России — в Центральной России, Волго-Вятском районе, на юге Сибири и Дальнего Востока. При этом идёт углубление специализации — более аграрные регионы в основном усилили свой сельскохозяйственный профиль, а промышленные — индустриальный. С чисто экологических позиций аграризация — это несомненный плюс, ибо сельское хозяйство базируется на использовании возобновимых природных ресурсов. Однако аграрная сфера у нас развивается чрезвычайно своеобразно и, к сожалению, неэкологично. Рассмотрим последствия преобразований в аграрной сфере более подробно.